– Нисколько, – вежливо ответил я.
Услышав наши титулы, привратник любезно кивнул и поспешил известить аббата о нашем прибытии. Спустя несколько минут он появился перед нами вновь и, поклонившись, произнес:
– Его преосвященство папский нунций отец Ар-нольдо и его преподобие отец-настоятель просят вас оказать им честь быть нашими гостями. Прошу вас, господа, следуйте за мной!
– А что, его преосвященство нынче здесь? – немного удивился я. – Я полагал, он в Нарбоне.
– Нет, отец Арнольдо сейчас находится в инспекционной поездке по монастырям, – пояснил священник. – В стране неспокойно… Катарская ересь, подобно проказе, распространилась повсюду… Вот, недели две тому назад в Кастре банда еретиков ворвалась в храм и, невзирая на увещевания служителей Господа, растащила все сокровища Божьего дома, а напоследок жестоко избила своего епископа! Да что там, по слухам, в Альби сейчас иметь тонзуру равносильно смертному приговору… – монах печально вздохнул. – Тяжелые времена настали. В простых людях совсем исчезло почтение к Господу и слугам его.
Я галантно помог сойти с возка Лауре-Катарине, Сэнди, как подобало образцовому оруженосцу, пристроился сзади, и мы чинно двинулись за нашим проводником.
…Скромная монастырская трапеза была завершена. Правда, ее скромности вполне хватило бы, чтобы насытить десятка два изголодавшихся кнехтов, но я был уверен, что все эти горы недоеденного мяса, рыбы, соусов и тонких вин, уносимые расторопными монахами на золотых и серебряных блюдах, пойдут впрок и помогут святым отцам воочию оценить милость Господню. Белые холеные пальцы прелата, унизанные перстнями стоимостью с целое аббатство каждый^ в молитвенном жесте сошлись под пухлым двойным подбородком.
– Возблагодарим Господа, дети мои, – приятным бархатным баритоном произнес папский нунций.
– Аминь, – отозвались мы.
Изысканное общество, собравшееся за столом, состояло из отца – настоятеля, нашей четверки и отца Арнольд о, известного в этих краях под именем Аббат Аббатов. Я с интересом разглядывал эту известную личность, слывшую едва ли не вторым человеком у апостолического престола. Он был высок, весьма дороден и благообразен, как фасад соборасвятого Петра в Риме. Лицо с мясистым носом было не лишено привлекательности, умнью карие глаза смотрели ясно и чуть насмешливо. Весь его холеный аристократичес кий вид наводил на мысль о небезосновательности слухов, намекавших на его герцогское происхождение.
После окончания трапезы сама собой потекла неспешная учтивая беседа. За окнами быстро темнело…
– Прошу простить меня, господа, – принцесса едва сдержала зевок. – Но я вынуждена удалиться…
Мы с Лисом и Сэнди поднялись из-за стола и поспешили откланяться.
– Мессир Вальдар, – услышал я за спиной голос отца Арнольдо, – вы играете в шахматы?
– Да, ваше преосвященство, – остановившись, ответил я.
– Тогда сделайте милость, возвращайтесь сюда после того, как проводите свою очаровательную невесту, – карие глаза Аббата Аббатов масляно взблеснули. – Составьте мне компанию. Представляете, во всей обители нет человека, посвященного в тонкости этой игры.
Я кивком головы поблагодарил господина нунция и вышел. Он посмотрел на меня с нескрываемым сожалением.
– «А вас, Штирлиц, попрошу остаться», – услышал я по мыслесвязи цитату из любимого рейнаров-ского сериала. – Бедный ты, бедный… Всем бай-бай, в люлю, а тебе вращать колеса истории! А впредь тебе наука! В следующий раз будешь выбирать монастырь для стоянки – ищи женский. И Лауре спокойнее, и нам с Сэнди веселее, – хохотнул он.
Процедура отхода ко сну моей уставшей невесты не заняла много времени. Напутствованный ее поцелуем на победу в шахматном поединке, я оставил Лауру отдыхать и направился обратно, вспоминая на ходу хитроумные комбинации игры, которыми надеялся порадовать его преосвященство.
Дверь в покои Аббата Аббатов была чуть приоткрыта, и оттуда доносился знакомый баритон, потерявший свою бархатистость.
– …Смерть вашего легата послужит достойным поводом для начала крестового похода против ереси. Так что, святой отец, скорее пишите свои латинские грамоты, поднимите великий шум, а я разнесу их по Франции, по всему Лимузену, Пуату, Оверни, до самого Перигора. Объявите повсюду индульгенции – от здешних стран до Константинополя, и что тому, кто не вооружится, будет запрещено есть за столом, Ц пить вино, одеваться в ткани пеньковые и льняные, и будет похоронен, как собака! Дописал? Поставь число, – властно приказал нунций. – Так, отлично. Передай письмо Гийому, пусть везет его в Рим, к егосвятейше-ству Иннокентию III. Все! Ступай!
– Слушаюсь, ваше преосвященство, – раздался тихий голос в ответ. Я отпрянул от двери, мысленно благословляя работу сапожника, скроившего такую мягкую обувь, и скользнул в один из боковых коридоров. Затаив дыхание и досчитав мысленно до ста, я двинулся обратно и нос к носу столкнулся с секретарем отца Арнольдо, только что вышедшим из комнаты.
– Его преосвященство может принять меня? – вежливо осведомился я, отвечая на поклон монаха.
– Он ждет вас, мессир, – сообщил он. Аббат Арнольдо, вновь обретший свое благодушное спокойствие и вельможную грацию, приветствовал меня.
– Вы представить себе не можете, как рад я встретить здесь, в этом рассаднике ереси, истинного христианского рыцаря! Вы ведь, кажется, тамплиер?
Я судорожным мышечным усилием удержал свою ползущую вверх левую бровь, ограничиваясь осторожным кивком.
– Надеюсь, – продолжал «мурлыкать» Аббат Аббатов, – суд тамплиеров примерно наказал того еретика-алхимика?