Закон Единорога - Страница 127

127

– Вот она! – раздался крик Мерлина. Пламенеющие линии потянулись вверх, образуя пылающую пирамиду.

– Ты должен взять ее! – воскликнул маг, указывая на ее вершину.

Там, в ослепительно-белом сиянии, начала материализовываться книга величиной с хороший строевой щит. Юноша шагнул вперед, протягивая к ней руки.

– Сарацины!!! Сарацины прорвались! – раздался дикий крик, несшийся из Монсегюра. Того Монсегюра…

Я не успел увидеть, взял Уэска Книгу Предвечного Знания, или нет; так же, как не успел понять, что произошло дальше Рефлекторно рванув меч со стола, я в ту же секунду оказался в зале Шестнадцати Светилен. Следом из арки буквально выбросило Инельгу Пятнадцать рыцарей храма, бледные как один, с безмолвным ужасом взирали на нас. Арка стала стремительно уменьшаться, а затем просто исчезла. Мы попятились .. Из пола начала медленно расти хрустальная клепсидра… Ее верхняя часть была заполнена мириадами сверкающих пылинок. В полнейшей тишине послышался тихий звон – первая песчинка сорвалась вниз…

Мы стояли на той самой площадке донжона, откуда полдня назад с де Жизором обозревали лагерь противника, уже готовые к бою и облаченные в доспехи Теперь же понять, кто здесь противник, а кто свой, было практически невозможно Четыре армии в полном вооружении, замерев, стояли друг против друга, не решаясь что-либо предпринять А из Монсегюра за их действиями следили еще три – армия графа Тулузского, арагонцы и тамплиеры.

– Откуда здесь взялись сарацины? – глядя на темную людскую реку, сползающую с западной стороны горного перевала, спросил я у де Жизора, в полном боевом облачении стоявшего рядом.

– Прорвались через Арагон, – мрачно ответил он – Король Раймон послал войско на помощь Тулузе, неверные воспользовались этим.

Полчища сарацинов все прибывали, до края заполняя темную долину.

– Ба! Да к христианам тоже идет подкрепление! – усмехнулся какой-то рыцарь, указывая рукой в противоположном направлении Все посмотрели туда На узкой горной тропке, по которой из замка Мерета мы прибыли в Монсегюр, прямо в тыл армии де Монфора двигался небольшой отряд.

– Господи, что это за безумец? – прошептал я, вглядываясь в герб на знамени одинокого рыцаря, скачущего впереди отряда из двух десятков конных воинов – Рейнар, ты можешь разглядеть его герб?

– Птичья лапа, торчащая из облака, – равнодушно ответил Лис, прищуриваясь и рассматривая трепещущее на ветру знамя.

– Что? – хрипло переспросила Инельга, стоявшая рядом с нами – Что ты сказал? Выходящая из облака орлиная лапа в лазури? – глаза ее расширились до неприличия – Они его порубят!

Девушка сделала шаг назад и бросилась вниз по лестнице.

– Ты куда?! – заорал я, бросаясь вслед.

– Это Анри! – донесся снизу отчаянный крик – Они убьют его!

ЭПИЛОГ

Это будет славная охота!
Хотя для многих она станет последней
Акела

Сражение началось как-то вдруг, так, как прорывает давно назревший нарыв. Сарацины, подпираемые сзади собственными все прибывающими отрядами, бросились в атаку.

– Аллах акбар! – разнесся над полем жуткий вопль, вырывающийся из тысяч оскаленных ртов.

– Дени Монжуа! – взревели французские ряды, опуская копья для таранного удара.

– Святой Георгий за старую Англию! – отозвался грозным эхом Меркадье.

– Босиан! – ворота Монсегюра распахнулись, и оттуда вынесся железный поток тамплиеров. Впереди него на белом единороге, грозно наклонившем голову, мчалась облаченная в доспехи девушка с развевающимися по ветру светло-русыми волосами.

И начался бой. Самый страшный и бессмысленный, случившийся на этой земле. Ибо в нем не было и не могло быть победителей и побежденных, потому что каждый сражался за себя и своего соседа против всех. Души, опаленные кровью и гневом, падали на чашу мировых весов, словно дрова, подбрасываемые в дьявольскую топку, и багровый закат разгорался над горами, ограждающими поле боя. Странный закат. Слишком ранний для этого времени года.

Небольшая группа всадников, словно нож, рассекла беспорядочную свалку, которую потом седобородые историки в пыльных кабинетах окрестят Великой Битвой Народов. Подле всадницы на единороге, чуть позади нее, скакал рыцарь на огромном смолисто-черном коне с золотым леопардовым львом на лазоревом щите. Голубое пламя его клинка беспощадно разило всякого, кто осмеливался преградить им путь. Позади него мчался худощавый английский лучник, в бесшабашном опьянении декламирующий во всю глотку стихи на непонятном языке. Длинные стрелы, обитавшие в его колчане, одна за другой устремлялись в гущу боя, поражая врага. Еще несколько всадников в белых плащах с крестами тамплиеров завершали этот не большой отряд.

– Вон он! Анри-и! – раздался пронзительный женский крик, так неуместно звучащий на поле брани. Единорог, разбрасывая перед собой зазевавшихся копейщиков де Монфора, устремился туда, где в кольце врагов отчаянно сражался высокий рыцарь с орлиной лапой на щите. Он был уже несколько раз ранен, но держался молодцом.

– Подмога, Анри! – прокричал рыцарь на черном коне, поражая мечом плечо вражеского всадника. Внезапно двое копейщиков, подскочивших на помощь своему хозяину, с двух рук вонзили свое оружие в брюхо вороного коня. Жеребец жалобно заржал и, встав на дыбы, начал заваливаться набок. Рыцарь быстро освободил ноги из стремян и успел соскочить на землю.

– Мавр, дружище! – крикнул он. Конь был мертв. Воин в ярости обернулся, готовясь покарать убийц. Они уже лежали рядом, пронзенные трехфутовыми стрелами.

127