– На вот, – Рейнар протянул мне плотный темный плащ, один из тех, которые носят состоятельные горожане и купцы, путешествующие по своим коммерческим нуждам. – Надень, – посоветовал он. – Было бы очень странно, если бы в эту комнату вошел бедно одетый циркач, а вышел знатный рыцарь.
Не спорю, рекомендация была вполне верной, и я не замедлил последовать ей.
– Да, кстати! Лис, одолжи-ка мне ту цацку, которую ты носишь на шее в память о погибшем «родственнике», – я протянул руку. Рейнар, лицемерно всхлипнув, стащил через голову медальон, позаимствованный им у Барентона.
– Держи, от сердца отрываю. Не забудь вернуть обратно. Думаешь использовать вместо пропуска? – поинтересовался он.
– Ну что ты, – оскорбился я, демонстрируя отбракованный де Рибераком тамплиерский свиток. – У нас есть установленного образца – с подписью и печатью. Эта штуковина для охоты на крупного зверя. Ладно, пошли. Где Сэнди?
– Внизу, – сказал Лис, затягивая потуже пояс. – С лошадьми ждет.
– А лошади откуда?
Рейнар недоумевающе уставился на меня.
– Ну я же сказал: с купцом поспорил!
– …Добрые горожане! Обратите ко мне свой благосклонный взор, посмотрите, как изувечен я в боях за Гроб Господень. Честно проливал я свою кровь под знаменем нашего короля, и вот теперь у меня нет денег на то, чтобы купить себе хлеба. Подайте же кто сколько может бывшему солдату! – рьикий детина на костьше, с пустым правым рукавом слезно просил милостыню у старых ворот. – Помогите ветерану битвы при Арсуфе! – выкрикнул он, когда я проходил мимо. Вздохнув, я бросил ему солид и, невзирая на негодующую реакцию Лиса, зашагал дальше.
Как и ожидалось, оттиснутый на печати моего пропуска абраксас произвел должное впечатление на орденскую стражу у входа в командорство тамплиеров. Кивнув на требование провести меня к де Жизору, начальник караула повел меня длинным крытым коридором в массивную белую башню, на которой красовался выложенный красным кирпичом костыльный крест. Апартаменты, занимаемые верховным иерархом, были обставлены на удивление скромно: стол, три табурета, сундук, покрытый беленым полотном, и оружие, развешанное на стене, – вот все, что составляло убранство кабинета одного из могущественнейших людей Европы.
– Итак, кто вы и зачем желали меня видеть? – скороговоркой произнес де Жизор, входя в комнату и скупо отвечая на мой поклон.
– Прошу простить меня, ваша милость, но до времени я вынужден скрыть свое имя… – Брови моего собеседника приподнялись, лицо приобрело сухое и желчное выражение.
– Могу только сказать, что я опоясанный рыцарь хорошего рода, – не обращая внимания на реакцию собеседника, продолжил я.
Старик начал бесцеремонно разглядывать меня – видимо, ему еще не приходилось сталкиваться с подобной наглостью…
– Что же касается дел, то у меня их к вам несколько.
– Что ж, говорите, – все так же неприветливо предложил мне де Жизор.
– Первое дело довольно печально: я вынужден сообщить последнюю волю умершего в заточении Гуго де Мерналя. – При звуке этого имени грозный старец вздрогнул и стал сверлить меня пронизывающим взглядом.
– Где и как он умер? – строго спросил он.
– В застенках замка Трифель пять лет назад, – отвечал я, бестрепетно выдерживая этот взгляд.
– Где же вы были все это время? Я пожал плечами.
– Я ждал приказа от своего сеньора, когда мне встретиться с вами.
– И кто же ваш сеньор?
– Об этом чуть после, – нагло ответил я, блефуя во все тяжкие.
Де Жизор помрачнел еще больше:
– Послушайте, господин рыцарь, если вы хотите мне что-либо сообщить, говорите толком! Я не люблю тайн!
– Вот как? – я позволил себе в голосе легкую иронию. – Мне почему-то казалось, что как раз наоборот. Но к делу. Граф де Мерналь просил передать вам следующее. Первое: «Сухая ветвь не плодоносит», и второе: «Вы можете зажечь новую свечу в зале шест надцати светилен».
Ги де Жизор отвернулся и, сделав несколько шагов, подошел к узкой бойнице, через которую проникал скупой свет.
– Бедный, бедный Гуго…
Потом, повернувшись ко мне, он неожиданно спросил:
– Вы знаете, что означают эти слова?
– Конечно, – уверенно солгал я, глядя в глаза противнику. Это быда кристально-чистая ложь, ибо если насчет всяческих сухих ветвей и пьмких ростков я, может быть, и имел еще некие предположения, то вот относительно некоего зала и его осветительных приборов в количестве шестнадцати штук у меня ни каких версий не было.
– Сухая ветвь – это потомство Лейтонбурга и Матильды Плантагенет. Ведь именно для этого вы посылали несчастного Гуго к императорскому дядюшке? – полувопросительно-полуутвердительно сообщил я своему собеседнику, уже с явно недоуменным интересом меня изучавшему. – Кстати, мой высокородный сеньор был очень этим недоволен.
Глаза де Жизора стремительно изменили первоначальные очертания.
– О ком вы, черт побери, говорите? – вспылил он.
– О единственно избранном, – ответил я, максимально ужесточая тон. – Вы знаете это не хуже, чем я.
Де Жизор потер рукой виски, несколько бледнея, но не утрачивая самообладания.
– Вы говорите о вещах, о которых вам знать не надлежит!
– Отнюдь, – я выложил на стол перед ним свиток, подписанный его предшественником. Де Жизор схватил пергамент и, быстро пробежав глазами зашифрованный текст, задумчиво произнес:
– Так, значит, старик все-таки вел свою игру… Хорошо, но это ничего не значит. Я и сам могу написать дюжину подобных документов. У вас какое-то поручение ко мне от вашего господина?